— Надо шагать. — Лёня поднялся. — Ты, Димус, как?

— Мне все равно, — схитрил Дима, — вот только Вовке трудно будет…

— «Вовке, Вовке»! — разозлился тот. — Что я, маленький, да? А вот пошли — посмотрим, кто первый захнычет!

Так решился вопрос о выходе.

Старушка напоила ребят молоком, заставила их взять с собой ее стряпни, а Игнатьич рассказал дорогу.

— Придется уж через болото лезть. Пойдете мимо гари вчерашней, вдоль той тропки, по которой прежде шли. В болото зайдете — вправо сверните. А потом напрямки. А на сухое место выйдете — дорогу ищите. По ней уж — до реки. Там деревню увидите, Крутой называется. Вдоль по реке дойдете до Порожной, а за ней Сломино будет. Это, значит, наше село.

— Вы оттуда? — удивились и обрадовались ребята.

— А как же. У меня и фамилия-то такая — Сломин… Уж не в пещеры ли наши собрались?

«Сказать или не сказать?» подумал Лёня. Но Вова подобный размышления считал, видимо, излишними.

— В пещеру, дедушка, — охотно подтвердил он.

— Ну-к что же, ничего, посмотрите, — сказал дед.

— А вы в этой пещере бывали? — спросил Дима.

— Я-то? Бывал, конечно.

— Ну и что?

— А что — «что»? Пещера как пещера. Темно, конечно. Там в старые времена люди разные скрывались: в гражданскую войну партизаны наши, а до того отшельники всякие пребывали — схимники, значит, а бывало и разбойный люд укрывался. Всякие пользовались.

— А золото там есть? — выпалил Вова и в ожидании ответа даже рот забыл закрыть.

Звеньевой ткнул его кулаком в спину так, что у Вовы лязгнули зубы. Но Игнатьич на это не обратил внимания.

— Золото? — переспросил он и усмехнулся в бороду. — Откуда ему быть-то там? А правду сказать, конечно, не знаю. Не видел. Только золото… Откуда ему взяться там?

— Да нет, факт, ничего там нет. Это ему так в голову взбрело. — И Лёня с небрежным видом махнул рукой.

Вова приготовился было возразить, но Игнатьич примиряюще сказал:

— Ничего, посмотрите. Раньше бы знать, что в Сломино путь держите, я бы вам другую дорогу указал, короче. У костра-то встретились, так оттуда тоже тропка есть. Но теперь назад ворочаться…

— Нет, мы лучше вперед.

— Оно конечно. И тут, скажу я вам, дорога была, прямая дорога, хорошая, от торфяника, так пожар-то ее перекрыл. Придется уж болотом лезть.

— Пролезем, дедушка!

Попрощались они тепло, как с родным дедом. Игнатьич приглашал заходить к нему в Сломино и пожелал им удачи.

День был серый. Так и не разгулявшись, уплывал он к западу, тусклый и сумрачный. Дыма в воздухе почти совсем не стало, но по небу стлались хмурые, тяжелые облака. Шагая вдоль ручья, ребята дошли почти до самого пожарища и свернули на север. До сих пор — было видно издали — вырывавшиеся откуда-то, словно из земли, язычки жадного пламени облизывали обгоревшие пни и стволы. Но это было уже не вчерашнее пламя, а трепетное, маленькое, смирившееся.

— Как оно, а! — качнул головой Дима, и все сразу поняли, что это он — о вчерашнем.

— Молодцы, ребята! — сказал Павел очень серьезно. — Хорошо работали, смело.

— Ну, у меня, как надвинулось это близко, все нутро от страха перевертывалось, — сознался Миша. Он оглянулся на друзей — нет, никто даже не улыбнулся — и повторил: — Очень было страшно. Все казалось, что на голову огонь упадет.

— А что, — подтвердил Лёня, — я тоже боялся.

— А я не сильно боялся, — вмешался Вова. — Честное слово! Я знаете как работал? Ух!.. А вот будет интересно: я в школе об этом сначала никому не расскажу, а когда мы будем писать сочинение, я напишу такое: «На потушении пожара»… Ну, тушении. Ты всегда придираешься!.. Я напишу, а учительница прочтет и спросит: «Ты разве лесной пожар когда-нибудь видел?» А я встану и расскажу, а ребята все так и замрут. Жалко вот только, что у нас фотоаппарата нет. Да?

Ребята подробно рассказали Павлу о своих приключениях, а Дима всем — о том, как он блуждал по лесу. Все жалели, что он потерял выкопанную им дриаду. Зверобой он тоже потерял.

— А насчет дисциплинки у вас в звене, видать, не очень… А, Тикин? — И Павел посмотрел на Диму Веслухина.

— Ну, а что же! — сказал Миша. — Конечно, плохо, что он заблудился, но разве Димус виноват?

— А кто виноват? Ты? — спросил вожатый. — Он сам виноват. Невнимателен. И о коллективе забыл. Порядок нарушил.

— И тогда на дежурстве заснул, — добавил Лёня.

Дима от стыда вжал голову в плечи, согнулся.

Разговаривая, они подошли к болоту. Тучи густели. Все посмотрели вверх. Лёня сказал:

— Успеем. Болото перейдем и устроим шалаш. Зато утром на Шарте будем.

Узенькая тропка вихлялась по голым корневищам, выступавшим из жирной, черной жижи. Вдали глухо прокатился гром.

— Павел, может переждем? Гроза идет, — сказал Миша.

— Не знаю, — усмехнулся Павел. — Я ведь у вас гость. Сейчас Тикин главный.

А звеньевой взглянул на компас, упрямо нагнул голову:

— Успеем!..

То ли вечер подкрался так незаметно и быстро и вдруг накинул на землю громадный полог, то ли в черной болотной глуши заплутался и померкнул свет или слишком уж толстыми стали тучи на небе — лес потемнел и нахохлился. Пробежал по верхушкам деревьев шумливый ветер. Заскрипели ветви, треснул где-то сучок.

— Вовка, не отставать! — негромко сказал Лёня и зашагал быстрее.

Шли молча. Под ногами чавкала жижа. Местами она разливалась сильно, и чтобы перебраться через нее, приходилось пользоваться кустами, подгнившим буреломом и кочками, которых становилось больше и больше. Темнота уже мешала итти. А ветер трепал деревья, порывы его слились в непрекращающийся натиск. Вдруг он стих, и через мгновение стало слышно, как шуршат мириады мелких капель. Разбиваясь о листья, они осыпались вниз тончайшей водяной пыльцой. Воздух стал влажным и, видимо, оттого, что утихомирился ветер, потеплел. От земли пополз душный запах прелого, гнили.

Лёня остановился и осмотрелся. Он хотел найти какое-нибудь убежище от дождя. Ничего подходящего не было. Слишком ненадежным укрытием казались редкие болотные березы, а ивняк сам выглядел промокшим и жалким. Широкая дальняя молния полоснула небо, и от этого все кругом вздрогнуло, озарившись мгновенным светом, а потом затихло, притаилось, словно ожидая чего-то еще.

— Раз-и-два-и-три-и… — монотонно принялся отсчитывать время Миша.

На шестой секунде гулкий мощный рокот прервал счет.

— В двух километрах, — сообщил Миша.

— Идем, — сказал звеньевой и вздохнул.

Честно говоря, следовало бы, конечно, отдохнуть. Ремни мешков изрядно резали плечи, и спины ныли. Ноги тоже чувствовали себя не очень важно. Но о каком отдыхе могла быть речь? Ясно, надо итти. А если дождь будет лить всю ночь?..

Дима споткнулся, упал, и руки его воткнулись в болотную жижу почти по локоть. Миша помог ему подняться и успокоил:

— Ливень пойдет, всю грязь смоет. И на одежде и под одеждой.

Это, однако, не очень утешило Диму. Он шел и что-то потихонечку бубнил себе под нос.

— Ты что ворчишь, Димус?

— Я не ворчу. Я говорю: ему хорошо, длинному тому, он на машине — сел да поехал. А мы вот догоняй его по болотам всяким.

— Ну и что?

— Ну и… все равно догоним.

Молния, яркая-яркая, полыхнула над лесом, и почти сразу же страшный гром рухнул с неба. Из его отголосков, неуклюже ворчавших где-то над головами, возник ровный и сильный шум — это хлынул ливень.

— Ух, и хлестануло! Шикарная водяная ванна! — вскричал Лёня.

— А завтра будем солнечную принимать, да? — подхватил Миша.

Даже Вова оживился и заорал:

— В атаку! Впере-од!

А Дима запел: «По любой дороге…»

Дождь заливал ему лицо, а он пел, и песню подхватили, и получилось очень здорово.

Они спели «Свою походную», потом «Марш пионеров». Это взбодрило, и шагать стало легче.

Но ливень не прекращался, одежда промокла и стала липнуть к телу. Ботинки так отяжелели, что казалось, будто к ним привязаны гири. Снова шли молча. Тьма сгустилась. Звеньевой приказал Мише стать замыкающим.